Анатолий Гаврилов - Вопль впередсмотрящего [Повесть. Рассказы. Пьеса]

— Ты с ним не очень-то, — сказал Святодух. — У этого типа тёмное прошлое. Он здесь недавно, но кое-что о нём известно. Короче, твой Б.П. — тип подозрительный, поосторожнее с ним.

Б.П. с Ниной в кукурузе. Встаёт на цыпочки, распахивает плащ, хохочет. Поворачивается к Нине то в фас, то в профиль. Пугает очищенным от листьев и волос початком:

— Ну что, страшно? — Выпад початком.

— Пусто? — Выпад початком.

— Холодно?! — Выпад початком.

Заметив меня, Б.П. говорит:

— Ничего страшного. Действительно холодно, пусто и страшно.

Нина ведь в Москве. Неужели она меня обманула?

Не уходи, тебя я умоляю.

А дальше я не знаю слов. Это романс.

Кстати: любовь. Посмотреть в Большом энциклопедическом словаре.

Я испытал чувство любви. Я знаю, что это такое.

Но, может быть, учёные придерживаются другого мнения?

Иногда трогают самые простые романсы: не уходи, тебя я умоляю.

Мы с Б.П. подходим к пивному ларьку, из очереди говорят:

— Дайте им без очереди.

Мы с наслаждением пьём прохладное пиво и беседуем.

От волнения тему беседы не запомнил.

Во всех других местах она найдёт.

Надёжность надёжностью, но за поручень держись твёрже.

Зашёл в гости к Васе. У него дома телескоп.

Я посмотрел. Чёрная волосатая туманность.

Вася долго рассказывал про брызги и осколки, про то, как всё взрывается и рушится, и тут вошла его жена с бутербродами.

Стоило ли решать все эти задачки и разбираться в грамматике французского языка, если достаточно взглянуть в телескоп?

Спрашивается: зачем Васе жена, если у него есть телескоп? Но и с другой стороны: зачем Васе телескоп, если у него есть жена?

Мы встретились с тобою…

Я пошёл в «Маяк». Ну, выпить захотелось. Попытался не заметить сидевшую на отшибе Зину. Она подошла к моему столику, попросила разрешения сесть.

— А где же твой капитан дальнего плавания? — спросил я её.

Какая разница! — махнула она рукой. — Закажи мне чего-нибудь.

Я заказал. И себе тоже.

Разговор не клеился. Зина смеялась и рассказывала о незнакомой мне подруге Наде.

Появился Киргиз и подсел к нам.

Они с Зиной стали танцевать, а я незаметно ушёл.

Замена тормозных колодок автомобиля.

Сары-Юрьев, пробегая мимо с мольбертом, кричит, что море уходит.

Еле видимый Б.П. прошёл мимо и даже не взглянул в мою сторону.

— Никакого судна нет, — говорит Миша. — Никакого и брата у меня нет.

— Как, я его вчера видел.

— Это не меняет дела. Его нет.

— Да и Зины, собственно говоря, нет. И море уходит.

— Ты не бзди, — сказал Миша, — море никуда не денется.

О тренировках даже не заикнулся и ушёл грустный.

Мишу я на свадьбу приглашать не стал, поскольку понимал, что он наговорит чепухи про фордевинд-бейдевинд. Да и свадьбы как таковой не было. Мы отметили её в кафе Бори Боренбойма.

— А на ком же всё-таки я женился? — подумал я, лёжа в постели. — Это Зина или Нина?

— А с чего ты взял, что ты женился? — спросил Б.П. и лёг, как обычно, на пол, и стал бормотать про землесос, и вскоре утих.

Утром его уже не было.

Я вышел во двор.

Было довольно прохладно.

Я взял в сарае большую корзину и стал срезать виноград.

Двор был усыпан листьями, измазанными соком созревшей «изабеллы».

Солнечно, сухо, тепло. Наступила ночь.

Вот и луна появилась.

Время движется к полуночи.

Один в шляпе, другой в шапке.

Один в комнатных тапочках, другой в кирзовых сапогах.

Подул ветер, и море подёрнулось рябью.

Утро выдалось пасмурное.

Пошёл дождь.

Дальше темно и непонятно.

— Прощай, Миша!

Пошёл на охоту, принёс зайца.

Пошёл на рыбалку, принёс рыбу.

Охота на глухарей из-за брачного сезона запрещена.

Сел, задумался.

Вдруг резко потемнело.

Ночью был сильный ветер.

Лето было дождливое.

Дело в том, что…

Но не лучше ли отложить до выяснения всех обстоятельств?

Люди тут появились давно.

Солнце село, лес замолчал.

Но не совсем, не совсем.

Где-то что-то ухнуло, где-то что-то крякнуло.

Где-то что-то свистнуло, где-то что-то пискнуло.

Связь открыта, импульс проходит нормально.

Ветер стих. Показалось солнце.

Прошёл день, наступил вечер.

Прошёл вечер, наступила ночь.

Прошла ночь, наступило утро.

Прошли годы. Однажды, заступив на вахту в качестве вперёдсмотрящего, я увидел, что мало что вижу из-за густого тумана, опустившегося на океан, но всё же Зорко вглядывался вперёд. Видимость упала до нескольких метров. Я подумал, что в таких условиях капитану следовало бы сбавить обороты или же вовсе остановиться. Но наше судёнышко продолжало идти с максимальной скоростью. Очевидно, капитан хочет войти в график из-за упущенного в дрейфе у Нижних Аджах времени, подумал я. Вспомнились Нина, Зина, вспомнились дом, уголь, Анастас, и тут я увидел, что на нас двигается огромное чёрное судно.

— Судно прямо по курсу! Расстояние минимальное! — завопил я, прекрасно понимая, что это — кондец.

— Кончай орать! — произнес чей-то голос в темноте.

И я замолчал.

На моё плечо рухнула мачта.

Я поднял голову. Передо мной стоял бармен Боренбойм, опустив свою огромную руку мне на плечо.

— Не пора ли домой, дружище?

И я, пошатываясь и цепляясь за леера, вышел вон.

Борхес. Хорхе Луис Борхес. Мастера современной прозы. Аргентина. Перевод с испанского. Родился в Буэнос-Айресе, юность провёл в Париже, сблизился с авангардистами, потом отошёл и вернулся на родину.

Интеллектуал, лауреат множества премий и почётных званий.

«…пошлая румба «Эль Манисеро»…»

Румба… румба… Днём, ночью, везде тренировался я отбивать ритм, очень хотел попасть в школьный вокально-инструментальный ансамбль, не попал.

«Румба» — один из первых моих литературных опытов, герой которого неожиданно находит психологическое равновесие, произнося одно слово — «румба».

Вольтера от бессонницы спасало одно слово — «Цицерон».

Будет сегодня дождь или не будет?

Нужно ехать на дачу спасать цемент.

Ещё чуть-чуть, и он превратится в мёртвую глыбу.

Борхес. Хорхе Луис Борхес.

«…хабанера как мать танго…»

Хабанера.

Хабанера — от La Habana (Гавана).

Известна с конца XVIII века. Использована Ж. Бизе, К. Дебюсси, М. Равелем.

Бенера — что-то уничижительное из мариупольского просторечия.

«Ходит и ходит, как бенера», — сказала проводница поезда Мариуполь — Москва Виктору Дудкину, герою рассказа «Кармен-сюита».

Хабалка — тоже что-то из уничижительного.

Будет сегодня дождь или не будет?

«А у нас за всё лето было всего два дождя, и все сгорело», — сообщает двоюродная сестра Маша из Мариуполя. Потом она подробно пишет о ценах на продукты, а в конце — большими буквами: «Коля опять ходит играть в домино!»

Живут они рядом с Металлургическим заводом имени Ильича в поселке Гуглино, Коля — её муж, и он снова ходит играть в домино.

Что в этом страшного? Коля не пьёт, не сквернословит, не безобразничает, таковы же и его друзья по домино, а иначе он не стал бы проводить с ними своё свободное вечернее время. Клуб у них там такой, поселковый клуб старых приятелей и напарников по домино.

Борхес. Хорхе Луис Борхес.